В первые послевоенные годы изучение нацистских преступлений было монополией британских и американских историков. В 40-х и 50-х гг. англо-саксонская историография выдвигала тезис "от Лютера до Гитлера", согласно которому "окончательное решение еврейского вопроса", предпринятое нацистами, было логической высшей точкой антисемитизма М.Лютера, реализацией вошедшего в плоть и кровь немцев безумия с добавлением новых, индустриальных средств [2]. Характер каждого отдельного немца будто бы был деформирован "тяжелым душевным заболеванием", разновидностью паранойи. Немцам приписывалось "коллективное невротическое отклонение от нормального поведения". В науке укрепилось мнение, что гитлеровская диктатура была не ошибкой германской истории, а ее неизбежным следствием [3].

Немецкие исследователи категорически отвергли представления о "коллективной вине": немцы были не преступниками, а первой жертвой нацизма. Гитлер овладел ими, как посланец сатаны. В кратчайший срок он подчинил весь народ, который должен был повиноваться ему, как миллионная армия зомби. Убийства в Освенциме совершались не немцами, а эсэсовцами, гестаповцами, айнзацгруппами "от имени немцев". Гитлеровская диктатура не была неизбежностью, проявлением немецкого "особого пути". Многие западные индустриальные государства в конце XIX - начале XX вв. "страдали от таких извращений и патологий, как антисемитизм и расовая ненависть, антидемократические аффекты и фантазии о коллективном подчинении" [4].

Сейчас подавляющее большинство историков считает, что Гитлер планировал уничтожение европейских евреев с самого начала, постепенно раскрывал свою программу и, наконец, осуществил ее в условиях войны. До 1940 г. гитлеровцы не замышляли ничего кроме принудительного выселения еврейского населения. Эти проекты становились все менее реалистичными во время войны, когда под нацистским господством оказались миллионы евреев в оккупированных странах Европы. В Главном имперском управлении безопасности (РСХА) разрабатывались планы создания резерваций на Мадагаскаре, под Люблином и на побережье Северного Ледовитого океана. Распоряжение о начале массовых убийств мог отдать только Гитлер, но поскольку письменного текста такого приказа не найдено, рубежом считается приказ Г.Геринга от 31 июля 1941 г., отданный шефу службы безопасности (СД) Р.Гейдриху. В конце лета 1941 г. айнзацгруппы СС (А, В, С и D) начали истребление евреев на оккупированной советской территории. Но в это время в нацистском руководстве еще существовала альтернатива физическому уничтожению: осенью 1941 г. шеф гестапо Г.Мюллер издал директиву о начале переселения евреев из Франции в Марокко. Даже к моменту конференции в Ванзее (март 1942 г.) массовое уничтожение евреев в Освенциме и других лагерях не было конечной целью нацистов. Только когда рухнули надежды руководителей "третьего рейха" на скорую победу, наступил поворотный пункт общеевропейского "окончательного решения". Причиной физического уничтожения миллионов беззащитных людей была не только антисемитская идеология, но и созданная самими гитлеровцами материальная и психологическая ситуация [5].

Исследования последних лет показали, что в осуществление массовых убийств, наряду с СС и узким террористическим аппаратом режима, были вовлечены вермахт, министерство иностранных дел, значительная часть административных учреждений, полиция и органы железной дороги. "Сегодня ясно, что без активной поддержки части функциональных элит программа убийства не стала бы действительностью" [6]. Более того, многие ученые полагают, что, несмотря на приказы о строгом сохранении тайны, десятки тысяч немцев знали о массовых убийствах евреев и миллионы немцев имели возможность узнать об этом. Историки предложили различные объяснения массового участия немцев в уничтожении евреев. Спектр мотивов охватывает ожесточение военного времени; расизм; разделение труда, связанное с возраставшей рутиной; особую селекцию преступников; карьеризм; слепое послушание и веру в авторитет; идеологическую индоктринацию и приспособление. Исследователи признают, что каждый из этих факторов играл неравноценную и ограниченную роль [7]. Поэтому в концепциях различных авторов они имеют различный вес и значение.

Так, профессор университета Такомы К.Браунинг в книге "Вполне нормальные мужчины. 101-й резервный полицейский батальон и "окончательное решение" в Польше" исследовал мотивы поведения обыкновенных немцев, которые, не имея никакой специальной идеологической и психологической подготовки, получили приказ уничтожать еврейское и польское население. Американский историк пришел к заключению о том, что "в 1942 году отношение немцев к евреям достигло пункта, где быстрая смерть без ужасного ожидания ее считалась проявлением сострадания" [8]. Проанализировав действия "вполне нормальных мужчин" - убийц из 101-го полицейского батальона, он делает вывод о том, что ожесточение полицейских было не причиной, а следствием их поведения, что преступления этих людей нельзя объяснить бюрократической рутиной, поскольку их униформа была буквально забрызгана кровью беззащитных жертв [9]. Между тем, по нацистским критериям, эти бывшие гамбургские рабочие не подходили на роль массовых убийц. Это подразделение было отправлено в Польшу случайно, в условиях отсутствия специально подготовленных формирований [10]. Браунинг отмечает, что отказ от участия в истреблении не означал неотвратимого и жестокого наказания, а значит, все убийства беззащитных женщин и детей осуществлялись добровольно. Как пишет автор, это добровольное участие нельзя объяснить и идеологической обработкой полицейских, так как они подвергались нацистской индоктринации не в большей мере, чем другие немцы, хотя расизм и пропаганда превосходства над евреями имели определенное значение [11]. Важную роль в решении участвовать в убийствах, по мнению Браунинга, играло комформное поведение: полицейские предпочитали расстреливать безоружных евреев, нежели оказаться "не мужчинами" в глазах своих сослуживцев [12]. Американский историк убежден, что антисемитизм не был главным мотивом рядовых исполнителей, ведь среди полицейских 101-го батальона "начался тот же самый процесс возрастающей бесчувственности и равнодушия по отношению к жизни поляков" [13], более того, добровольными убийцами евреев были не только немцы, но и поляки, причем среди поляков было не столь много врагов евреев, как среди других народов "насквозь антисемитской Восточной Европы" [14].

Если концепция Браунинга была принята в ФРГ спокойно, то немедленный протест немецких историков и общественности вызвала книга экстраординарного профессора социологии Гарвардского университета Д.Голдхэйгена "Добровольные исполнители Гитлера. Совершенно обычные немцы и холокост", изданная весной-летом 1996 г. в США и ряде стран Европы. Согласно Голдхэйгену, геноцид евреев в нацистской Германии можно объяснить, только систематически соотнося его с обществом "третьего рейха" и с антисемитизмом как его интегральной частью. Соответственно этому, книга делится на две взаимосвязанные части. В первой части книги содержится оценка антисемитизма в Германии до и во время нацистского периода, во второй изучаются немцы - исполнители массового уничтожения, "те мужчины и женщины, которые осознанно сотрудничали в избиении евреев" [15].

Голдхэйген утверждает, что "преступниками были немцы различного социального происхождения, которые образуют репрезентативный срез немцев каждой возрастной группы". При этом речь идет не о маленькой группе, а по меньшей мере о ста тысячах немцев и о гораздо большем числе сочувствующих. Эти "обычные немцы" были в общем и целом добровольными и даже ревностными палачами еврейского народа, включая детей. "Элиминирующий (уничтожающий) антисемитизм" [16], который двигал этими "обычными немцами", был широко распространен в немецком обществе и в донацистский период. Уже в средневековой Европе антипатия к евреям была распространена повсеместно. В эпоху Просвещения и индустриализации антисемитизм развивался неодинаково в разных странах. В большинстве европейских государств он смягчался, а в Германии XIX в. приобрел расово-биологический фундамент, глубоко впитался в политическую культуру и во все поры общества [17]. В соответствии с этими воззрениями, евреи коренным образом отличались от немцев, причем различие это покоилось на биологической основе. Евреи были злы и могущественны и нанесли Германии большой вред. Следовательно, "модель мышления для будущего массового убийства, образ еврея как врага существовал у многих немцев с давних пор". Еврейская опасность была в глазах немцев так же реальна, как и "сильная вражеская армия, которая стоит на границе, готовая к нападению" [18]. Немцы пришли к заключению, что надо каким-то образом "элиминировать" евреев и их мнимую власть, чтобы обеспечить безопасность и процветание Германии. Поэтому Гитлеру легко удалось мобилизовать немцев сначала для необычайно радикальных преследований, а во время войны - для массового уничтожения. Об этом знали все немцы и не имели никаких принципиальных возражений. Большинство немцев сами по себе никогда не пришли бы к мысли о радикальной реализации своего антисемитизма, но только наличие в обществе ненависти к евреям сделало возможной антисемитскую политику Гитлера. Исполнители геноцида мотивировали свои действия в первую очередь убеждением в необходимости и справедливости "искоренения" [19]. Поэтому массовое уничтожение евреев можно назвать "национальным проектом" немцев.

Немецкие историки оценили концепцию Голдхэйгена как откат к историческим исследованиям 50-х гг., как "самый примитивный из всех стереотипов" (Э.Йеккель), как "самое мрачное клише" (Г.-У.Велер), указывали на то, что большинство приведенных в книге фактов давно известно специалистам и отражено в литературе (Н.Фрай), что она "не приносит ничего нового с точки зрения методов" (Г.Моммзен) и "поворачивает колесо историографии на 360 градусов" (И.Йоффе). Представители немецкого исторического цеха были едины в том, что Голдхэйген "ищет провокации" и осуществляет фронтальную атаку на "устойчивое" исследование геноцида евреев, направляя ее острие на признанных авторитетов неолиберальной историографии [20]. Они усмотрели в концепции "национального проекта" возрождение старого тезиса о "коллективной вине" немцев. Хотя Голдхэйген в предисловии книги сознательно отмежевался от него [21], использование им таких категорий, как "весь народ", "все немцы", "вся немецкая элита", "эти немцы" было истолковано немецкими историками именно как замаскированное признание "коллективной вины". По единодушному мнению германских специалистов, "то, что убийцами были обыкновенные немцы, не может означать, что (все) обыкновенные немцы были убийцами или, поставленные в соответствующие условия, стали бы убийцами" [22].

Профессор Билефельдского университета Г.-У.Велер предлагает обратиться к сравнению немецкого антисемитизма с антисемитской теорией и практикой в других странах Европы, дать ответ на вопрос о том, какой антисемитизм был самым опасным, свирепым и способным к распространению: ядовитый австрийский (питательная почва Гитлера), русский погромный антисемитизм, французский антисемитизм или немецкий имперский антисемитизм. Только сравнительный анализ позволит понять, почему многочисленные "фольксдойче", а также латыши и литовцы, украинцы, чехи, поляки, румыны, французы, голландцы помогали немцам в убийствах евреев. Они не только ревностно выполняли приказы, но часто делали больше того, что было приказано. Можно ли объяснять резню турками миллионов армян, убийства миллионов людей при диктатуре Сталина, убийства индейцев в Северной Америке менталитетом отдельных народов, отвергнув все другие подходы? "Такая попытка объяснения равноценна объявлению себя интеллектуальным, методическим и политическим банкротом" [23].

Серьезные возражения Голдхэйгену были высказаны на страницах журнала "Дер шпигель". Во-первых, вместе со всеми чиновниками, солдатами, техниками, руководителями дорожной службы Голдхэйген оценивает количество убийц и их соучастников в 500 тыс. человек. Но это не позволяет говорить о "национальном проекте", ведь эти люди составляли менее 1% из 80 млн. немцев. Во-вторых, неверно и утверждение американского социолога об отсутствии доказательств недовольства немцев антисемитскими мероприятиями режима. Например, в тайной директиве партийной канцелярии ко всем гауляйтерам и крейсляйтерам, подписанной Борманом в 1942 г., говорилось, что вопреки всем усилиям гестапо и НСДАП, население высказывает негодование. В-третьих, большинство населения узнало о массовых убийствах только на заключительной фазе войны. Ведь "обыкновенному немцу" было не так-то просто получить эту секретную информацию. Холокост был государственной тайной, за разглашение которой грозила смертная казнь. Важным источником сведений было лондонское радио, передачи которого регулярно слушали около 1 млн. немцев, а также английские листовки. Но сведения о массовых убийствах евреев на Востоке часто воспринимались как оправдание союзнических бомбардировок немецких городов. Люди безоговорочно верили только письмам родственников и друзей, ставших свидетелями расстрелов на оккупированной территории, и рассказам солдат-отпускников [24].

Наконец, неверен вывод Голдхэйгена о том, что уничтожение евреев было предопределено немецкой историей. В немецком обществе и политической жизни, начиная с XIX в., были сильны не только расисты и антисемиты, но и защитники евреев. В период с 1807 по 1871 г. было издано несколько эдиктов об эмансипации евреев, имперская конституция объявила их равноправными. Евреи занимали важные посты в руководстве национально-либеральной и консервативной партий, СДПГ была полностью свободна от антисемитизма. Представительство антисемитов в рейхстаге также было невелико - 14 депутатов в 1907 г. Совместное творчество представителей еврейского и немецкого народов благотворно сказалось на развитии культуры и науки -социологии, психоанализа, атомистики. Почти четверть нобелевских лауреатов в Германии были евреями. Не стало хуже положение евреев и в Веймарской республике. Достаточно назвать имена одного из авторов конституции Г.Пройсса и министра В.Ратенау. Поэтому ни одно из антисемитских мероприятий нацистского руководства как до, так и во время войны не было встречено с единодушным одобрением. Немцы укрывали от "эвакуации на Восток" 5 тыс. евреев [25].

Профессор новой и новейшей истории Фрайбургского университета У.Герберт и профессор новой истории Потсдамского университета Ю.Х.Шепс согласны с тем, что в депортациях и убийствах на Востоке было замешано гораздо больше немцев, чем считалось ранее, что эсэсовцам и нацистским бюрократам в этом "содействовали совершенно нормальные граждане, люди из всех слоев, от которых мы не могли бы этого ожидать" [26]. Главное же положение американского социолога об "элиминирующем антисемитизме" и об однозначной поддержке геноцида населением оба немецких исследователя отвергают.

Герберт различает две различные по способам проявления формы антисемитизма: активную и пассивную ненависть к евреям. Представителем радикального антисемитизма был, например, гауляйтер Нюрнберга Юлиус Штрейхер - издатель газеты "Штюрмер". После прихода Гитлера к власти группу его сторонников пополнила часть молодежи. Штрейхер и его приверженцы исповедовали погромный антисемитизм, подталкивали органы власти к постоянному усилению антиеврейских законов. Но гораздо больший вес имела пассивная форма антисемитизма. Она не выражалась в открытой враждебности или в уличных беспорядках. Пассивные антисемиты верили, что евреи были "чужеродным телом" в немецком народе, обладали особенно неприятными качествами, были связаны с врагами Германии во время первой мировой войны, господствовали над прессой и обогащались на войне, инфляции и экономическом кризисе. В этом были убеждены многие, в первую очередь сторонники и избиратели НСДАП. Возможно, они составляли большинство и до прихода Гитлера к власти. Но радикальный антисемитизм одержал верх еще в годы Веймарской республики среди представителей одной очень важной социальной группы - студентов. Именно выпускники университетов руководили полицией и айнзацгруппами, которые осуществляли "окончательное решение". В своих действиях они связывали холодный профессионализм с убеждением в том, что их поступки необходимы, неизбежны, даже этически оправданы [27].

Герберт полагает, что население Германии было широко осведомлено о массовых убийствах. Так, уже через несколько дней после убийства 10 тысяч евреев в Бабьем Яру под Киевом об этой акции говорили немецкие офицеры в парижских казино. Поэтому, "когда Голдхэйген утверждает, что убийства евреев совершались не вопреки сопротивлению немцев, а с их согласия и одобрения, то в свете последних исследований с ним можно согласиться и тем больше, чем дальше на Восток устремляется наш взгляд". Но не следует сводить мотивы убийц только к антисемитизму, здесь играли роль "оппортунизм и недостаток позитивных норм, фатализм, исполнение долга, садизм и полное отупление". Убийства евреев были совершены не "немцами" и не подпитывались укорененным в немецкой культуре в течение столетий "искореняющим антисемитизмом", хотя большая часть немецкого населения была настроена антиеврейски и это имело значение для геноцида. Антисемитизм надо рассматривать как фактор, который сделал возможным беспрепятственное осуществление массовых убийств и играл роль как самостоятельный мотив [28]. К такому же выводу приходит и Шепс: "...успех, который Гитлер и его паладины имели у немцев, объясняется прежде всего тем, что пропагандируемая нацистами идеология фелькише имела в конечном счете христианское религиозное ядро". Однако антисемитизм играл не центральную, а периферийную роль, хотя "антиеврейские стереотипы до 1933 г. и особенно после него в большой мере наложили отпечаток на сознание немцев. Нацисты знали о действии этих стереотипов и целенаправленно использовали их, чтобы еще больше раздуть ненависть населения к евреям" [29].

В последние годы проблемами холокоста активно занимаются и немецкие военные историки. Новейшие исследования показывают, что "постыдным было поведение всей армейской верхушки, которая превращала приказ об исполнении ["окончательного решения" - А.Е.] в конкретные распоряжения. Вряд ли хоть один из них, даже Роммель, мог подумать, что "еврей" развязал эту войну, как и предыдущую. Но они передавали дальше в войска этот убийственный вздор немедленно, подстрекательски: Манштейн, Гёпнер (жертва 20 июля), Рейхенау, Рундштедт, Гот, не говоря уже о Кейтеле" [30]. Но часть исследователей до сих пор пытается нивелировать военные преступления нацизма. Так, в 1995 г. в ФРГ вышла книга научного директора Военно-исторического исследовательского ведомства бундесвера И.Хоффмана "Сталинская война на уничтожение", в которой говорится, что Гитлер "открытием военных действий" в 1941 г. "упредил подготовленную Сталиным наступательную войну". В "органах большевистского террора была относительно высока доля евреев", что касается "проблемы Освенцима", то даже руководящие круги СС не были посвящены в это. "Если немцы ничего не знали об ужасных событиях, которые совершались за их спиной и на которые они никогда бы не согласились", то нельзя возлагать на них ответственность за массовые убийства. Сталин задолго до этого запланировал и осуществлял "войну на уничтожение и завоевание" против германского государства, а германский вермахт не совершал никаких преступлений. Книга Хоффмана была воспринята как официальная позиция руководства бундесвера [31]. Стремление генералов бундесвера обелить гитлеровский вермахт проявилось и в ходе состоявшейся летом 1996 г. дискуссии о преступлениях германских вооруженных сил в годы войны. В то время как крупнейший специалист по истории вермахта профессор М.Мессершмидт призвал историков искать мотивы преступных действий немецких военнослужащих в годы второй мировой войны, генерал-лейтенант Ф.Уве-Веттлер, начальник Военной академии НАТО в Риме, постарался смягчить оценки преступных действий вермахта ссылками на нарушения международного права со стороны всех участников антигитлеровской коалиции [32].

Итак, через полстолетия после окончания второй мировой войны и краха "третьего рейха" преступления нацистского режима остаются объектом пристального внимания и дискуссий историков. С общепризнанной концепцией холокоста соперничают альтернативные теории и модели объяснения. Наиболее спорным и тесно соприкасающимся с историческим сознанием современной ФРГ является вопрос о менталитете нацистских преступников. В 90-е гг. в зарубежной исторической науке произошла смена приоритетов: от анализа мировоззрения "убийц за письменным столом" историки перешли к изучению мотивов поведения сотен тысяч непосредственных исполнителей чудовищных приказов. Результаты этих исследований делают необходимой корректировку прежних оценок не только холокоста, но и социальной и психологической действительности гитлеровской Германии.

1. Joffe J. Hitlers willige Henker, Oder: Die "gewohnliche Deutschen" und der Holocaust //Suddeutsche Zeitung. 1996. 13. April.

2. Ibidem.

3. Wie die Allierten die deutsche Kollektivschuld begrundeten. "Eine Art Paranoia //Der Spiegel.1996. № 21. S.72.

4. Joffe J. Op. cit.

5. Mommsen H. Die dunne Patina der Zivilisation //Die Zeit. 1996. 31. August.

6. Frei N. Ein Volk von "Endlosern"? //Suddeutsche Zeitung. 1996. 13. April.

7. Browning Chr.R. Ganz normale Manner. Das Reserve-Polizeibataillon 101 und die "Endlosung" in Polen. Reinbeck. 1993. S.208; Goldhagen D.J. Hitlers willige Vollstrecker. Ganz gewohnliche Deutsche und der Holocaust. Berlin. 1996. S.25-26.

8. Browning Chr.R. Op.cit. S.203.

9. Ibid. S.211-212.

10. Ibid. S.215-216.

11. Ibid. S.238-239.

12. Ibid. S.241-242.

13. Ibid. S.197.

14. Ibid. S.207.

15. Goldhagen D.J. Op. cit. S.39-41.

16. Ibid. S.69.

17. Ibid. S.71-105.

18. Ibid. S.116.

19. Ibid. S.9.

20. Frei N. Op. cit.

21. Goldhagen D.J. Op. cit. S.6.

22. Joffe J. Op. cit.

23. Wehler H.-U. Wie ein Stachel im Fleisch //Die Zeit. 1996. 6.September.

24. Ein Volk von Damonen? //Der Spiegel. 1996. № 21.

25. Ibidem.

26. Schoeps H.J. Vom Rufmord zum Massenmord //Die Zeit. 1996. 26.April.

37. Herbert U. Aus der Mitte der Gesellschaft //Die Zeit. 1996. 14.Juni.

28. Ibidem.

29. Schoeps H.J. Op. cit.

30. Augstein R. Totbringende "Humanisten" //Der Spiegel. 1996. № 33. S.40-49.

31. Kohler O. Hitlers Praventivkrieg? Das "Militargeschichtliche Forschungsamt der Bundeswehr" verharmlost den Holocaust //Freitag. 12. Januar 1993. № 3. S.9.

32. Nur eine Morderbande? //Rheinischer Merkur. 1996. 4. Juli.