Часть I
Карьера "странствующего ритора"
Либаний - знаменитый ритор и преподаватель, крупнейшая литературная величина IV в. Его причисляют к последним риторам языческой античности, учителям красноречия многих последующих поколений [1]. Известны имена 134 его учеников [2]. Из его школы вышло немало христианских ораторов и проповедников, например, Иоанн Златоуст.
Либаний был одним из самых плодовитых писателей своего времени. Ему принадлежат 64 речи, написанные на современные темы, 51 декламация, свыше полутора тысяч писем выдающимся представителям Римской империи IV в., включая императоров, уникальная автобиография "Жизнь, или О своей судьбе" (далее - aut.) До наших дней сохранились почти всё его литературное наследие (случай редкий!), которое справедливо оценивается как "целостный комплекс сведений о многих сторонах жизни восточноримского общества, его идеологии и культуры" [3].
Сочинения Либания были введены в научный оборот в начале XX в. Единственный перевод его произведений на русский язык был осуществлён деканом историко-филологического факультета Императорского Казанского университета С. Шестаковым [4]. Блестящий знаток греческого языка С. Шестаков отмечает, что сочинения Либания являются одним из самых живых предметов в поздне-греческой литературе IV в., которая, в отличие от латинской, не свидетельствует об упадке духа и античной культуры; напротив, она демонстрирует самые живые очаги интеллектуального движения, в котором сохранились традиции классического греческого наследия, и в то же время формируется фундамент византийской культуры [5]. С. Шестаков сетует на то, что Либаний, несмотря на его заслуги в позднеантичной софистике и литературе, не принадлежит к числу авторов, к которым обращаются особенно охотно и часто. Он объясняет это тем, что историк в поисках нужной информации "тонет" в словообильности риторических излияний Либания; филологов затрудняет искусственность стиля ритора, запутанные фразы, фигуральные выражения, намеренная неопределённость высказываний [6]. Однако, осознавая значение приведённой Либанием информации для научных исследований, С. Шестаков делает очень тщательный перевод, сопровождая его основательными комментариями как стилистического, так и смыслового содержания.
В отечественной историографии творчество Либания стало предметом пристального изучения в 60-е гг. XX в. Речи и письма рассматривались как ценный источник для изучения восточных провинций Римской империи и всей римской державы в период её кризиса [7], как важные свидетельства о жизни позднеантичного города, прежде всего, на материале родины Либания - Антиохии [8]. Либаний был привлекателен как "подлинный столп красноречия IV в." [9] и как "последний идеолог муниципальной аристократии" [10]. Из этого перечня направлений научных исследований литературного наследия Либания видно, что в поле зрения специалистов оказались проблемы социально-экономического развития античной цивилизации, состояния общественно-политической мысли в Восточной Римской империи, отдельные аспекты культуры Византии. Столь разнообразный спектр научных ориентиров, связанных с изучением творчества Либания, действительно подтверждает уникальность привлекаемого историками для анализа источника. Среди публикаций мы не найдём, однако, материалов, посвящённых изучению педагогического опыта Либания [11]. Вместе с тем, он, проработав более 45 лет на преподавательском поприще сначала частным "странствующим" ритором в Афинах, Константинополе, Никее, Никомедии, затем официальным (назначенным императором) ритором Антиохии, является незаменимым свидетелем организации работы высших риторических школ в восточной грекоязычной, эллинизированной части Римской империи. Профессии преподавателя специально посвящены следующие речи Либания: "К юношам о слове", "К юношам о ковре", "Против тех, кто издевались над ним за его преподавание", "К тем, кто назвали его несносным", "В ответ на попрёки педагога", "К тем, которые не держат речей", "О контрактах", "К антиохийцам, за риторов". Информация о деятельности преподавателей и работе высших школ "рассеяна" и в других речах Либания, непосредственно не связанных с темой его выступления, в его письмах (далее - ep., epp.) и автобиографии. Изучив этот пласт литературного достояния антиохийского оратора, мы получаем богатейшую информацию "внутреннего содержания" об образовательно-воспитательном процессе в поздней империи: программе обучения в высших риторических учебных заведениях, формах и методах работы профессоров [12], карьере и личной жизни преподавателей, психологическом климате, царившем в высшей школе. Мы можем оценить отношение к образованию, в том числе к высшему, элиты восточно-римского общества, понять тенденции развития высшего образования, объяснить влияние процессов социально-экономического и политического развития государства на постановку образования и статус преподавателей. Выделенные аспекты исследования литературного и эпистолярного творчества Либания составляет содержание нашей статьи.
Либаний родился в Антиохии - столице римской провинции Сирия в 314 г. Антиохия в это время была третьим по численности населения и культурно-историческому значению центром восточных провинций. До превращения Константинополя в столицу Римской империи она претендовала на эту роль вместе с Александрией [12]. Численность населения города Антиоха, эллинистического владыки, составлявшая около 300 тыс. человек, до V в. превосходила даже Константинополь. Антиохия была крупнейшим культурным и торгово-ремесленным центром греческого Востока. Город играл также важную роль в административно-политическом устройстве империи: он был центром гражданского управления и военного командования восточных провинций. По классификации городов на большие, средние и малые, произведённой императором Антонином Пием (138-161), он, без сомнения, принадлежал к категории "больших", что обязывало муниципальные власти Антиохии освободить от повинностей и наделить жалованьем из городской казны 10 врачей, 5 риторов и 5 грамматиков (Capitolin. Ant. Pius. 11).
Семья Либания принадлежала к верхушке муниципальной аристократии города. Либаний в автобиографии с гордостью говорит о себе как о гражданине великого и именитого города (2), называет свой род "по образованию, богатству, ..., состязаниям, речам" самым видным в величайшем городе (там же). Однако благосостояние семьи было подорвано императором Диоклетианом (284-305): преследуя антиохийскую знать за учинённые ею беспорядки, он казнил немало членов курии (городского совета), среди которых оказался дед Либания по линии отца. Имущество семьи было конфисковано, и хотя впоследствии оно частично было возвращено, родственники Либания, в частности, его отец уже не могли играть прежней роли в политической судьбе и идеологической жизни Антиохии.
Разорение семьи, впрочем, не отразилось на образовании Либания. Одной из семейных традиций была "заботливость об образовании сыновей". Её поддерживал и дед Либания по линии матери, который сам был ритором по профессии (aut.3), и его мать, рано овдовевшая, но не жалевшая денег на наставников для своего не очень добросовестного в учёбе и не очень трудолюбивого сына (aut.4).
В 15-летнем возрасте Либанием "овладела горячая любовь к красноречию" (там же. 5). Забросив все свои утехи и забавы, он начинает посещать грамматическую школу, называя себя "учеником счастливым" (8). Грамматические школы были второй ступенью образовательно-воспитательного процесса в Римской империи. Первую ступень - элементарное образование - Либаний, как это следует из автобиографии, прошёл не в низшей школе, дидаскалейоне, а под руководством наставников в своей семье, что было давнишней традицией элитарных слоёв населения любого города каждой римской провинции.
В грамматической школе изливали "красоту словес" (aut.8). Программа обучения в грамматических школах заключалась в приобретении навыков лексики, грамматики, синтаксиса, которые позволяли правильно строить фразы, а также в выработке приёмов комментированного чтения литературных и исторических произведений. Главной целью существования грамматических школ было приобщение молодого поколения к культурному наследию своего народа. Хотя Либаний рассказывает о пяти годах, проведённых в школе второй ступени, лишь вскользь, из его писем и речей мы узнаем о литературных пристрастиях в греческих центрах "среднего" образования того времени. Предметом особо пристального внимания был Гомер. Либаний знал Гомера наизусть, декламировал его ежедневно (ep. 1239); вопросы критики Гомера встречаются в письме Либания к святому Василию (ep. 1590). Позже, когда Либаний открыл свою школу, Гомер, наряду с Демосфеном, составляли стержень его образовательной программы (epp. 812, 828).
Кроме Гомера в грамматических школах изучали Гесиода, знаменитых трагиков, особенно Еврипида. Из мастеров комедийного жанра предпочтение отдавали Аристофану, из историков - Фукидиду (aut.148), из философов - Платону [14].
Заметим, что в Антиохии уже в первой половине IV в., задолго до разрушения территориальной целостности Римской империи (это произойдёт в 395 г.), не изучались римские писатели и поэты, также, как и латинский язык. Либаний не знал латыни, хотя его родственники свободно изъяснялись на этом языке. В отсуствии интереса к римской истории и культуре проявляются безразличие восточной знати к ценностям и традициям западных областей империи, истоки византийского "национализма", усиливающаяся с течением времени тенденция к сепаратизму восточных провинций.
Методы работы в грамматической школе также скупо излагаются Либанием. Не расточая похвал большинству учителей антиохийской грамматической школы, называя их "слепыми", "невежественными" руководителями, он делает исключение только двум из них за пробуждение в нём интереса к древним образцам и тщательному их изучению, чем позже отличался и сам Либаний, став преподавателем. Из фразы автобиографии "я дал отдых душе от творчества, а языку - от речей, руке же - от письма, занимался только одним, заучивая наизусть произведения древних" (8) следует, что методика обучения в грамматической школе состояла из записей комментариев к тексту произведения, анализ которого производился, как правило, учителем. К лекционным формам работы добавлялись творческие задания, направленные на развитие речи. В целях совершенствования памяти учеников много внимания уделялось заучиванию наизусть и последующей декламации выученного текста.
По обоюдному согласию учителя и ученика возможны были дополнительные занятия. Либаний сообщает, что привязанность его к одному из грамматиков, "одарённому чрезвычайной памятью и способному делать юношей сведущим в красотах писателей" (aut. 8), заставляла его "преследовать" учителя после "уроков", настаивая на дополнительных занятиях.
Проучившись в грамматической школе пять лет, Либаний решил посвятить себя искусству красноречия, которое считал божественным промыслом, способным сделать разум "прекрасным и благородным" ("Посольское слово к Юлиану". 28). Испытывая наслаждение от составления и произнесения речей, он уверовал в то, что наделён даром Гермеса, покровителя словесного искусства, которое "делает незаметным незнатное происхождение, скрывает безобразие, охраняет богатство, полагает конец бедности, помогает городам к спасению всех, будучи полезнее оружия на войне и могущественнее всякой численности в битвах. Обладающие им нередко соперничают с прорицателями умениям предвидеть будущее... Только тех, кто отличались в образовании, можно назвать и бессмертными, так как по естеству они умирают, но живут в славе своей" ("Против бежавших". 21).
В 336 г., вопреки желанию своих родных, Либаний отправляется в Афины - столицу риторического мастерства. Ему было уже 22 года, и он чувствовал в себе призвание и способности для завершения риторического образования в Афинской Академии - крупнейшем центре высшего образования в Римской империи.
Профессия софистов тогда была почётной, хорошо оплачиваемой (aut. 41, 65). О многих профессорах красноречия ходили легенды, их имена были на слуху. "Рекламируя" свои таланты, преподаватели риторики часто совершали путешествия по городам империи. Их выступления, проводившиеся в театрах, собирали многочисленные аудитории, вдохновляемые красотой слова, роскошью ума, изяществом поз и жестов декламатора [15]. Среди слушателей могли оказаться восторженные юноши, очарованные искусниками красноречия, которые, превращаясь в свиту своего кумира, следовали за ним из города в город, а в начале учебного года (1 января) записывались в число студентов этого ритора, закрепляясь за кафедрой, где тот постоянно преподавал.
Таким образом, каждый "абитуриент" сам выбирал себе наставника, руководителя в совершенствовании своего ораторского дара. Этот выбор, обусловленный славой и преподавательскими заслугами профессора, а также финансовыми возможностями родителей, определял в конечном итоге степень обладания профессиональным мастерством. Однако случались и непредвиденные обстоятельства, особенно если молодой человек стремился получить образование в Афинах. Здесь к IV в. появилась тенденция "вербовать" новых слушателей ритору, доходы которого зависели от количества обучавшихся у него студентов. В роли "вербовщиков" выступали студенты, уже имевшие опыт студенческой жизни. Перед началом учебного года они размещались на морском побережье, по дорогам и горным проходам, ведущим в Афины, и караулили "абитуриентов". Как только в порту появлялся корабль или на дороге показывался экипаж, корпорации студентов, созданные по этническому принципу или по академическому (вокруг одного профессора), набрасывались на ожидаемых гостей, как на свою добычу. Они пускали в ход убеждения, лесть, угрозы и даже насилие - ради того, чтобы заполучить новых слушателей для тех преподавателей, которые уговорили их на эти мероприятия. Соперничество "вербовщиков" иногда заканчивались драками. Таким образом, "абитуриент", бывало, став трофеем победившей студенческой группировки, вынужден был менять свои изначальные планы, приступая к обучению у того профессора, "партия поддержки" которого оказывалась физически сильнее.
Либаний по этому поводу вспоминает, что, когда он прибыл в Афины, его превратила в пленника "партия арабов". Студенты посадили Либания в чан и держали там до тех пор, пока он не согласился стать студентом профессора Диофанта из Аравии (aut. 15-17).
Либаний тяжело переживал унижение, которому его подвергли, насилие над его личностью. Обучение у Диофанта не приносило ему удовлетворения: уровень подготовки студентов был низким. С возмущением он пишет о том, что "власть над юношами захвачена людьми, недалеко от них ушедшими" (aut. 17). Редко посещая занятия профессора, Либаний занимался самообразованием, путешествовал по священным местам Греции, учился составлять и произносить речи. В отличие от многих своих сверстников, которые явились в Афины не только ради жажды образования, но также и за развлечениями, он вёл скромный и достойный образ жизни, "сторонился от гульбы и товарищества тех, кто по ночам предпринимал походы на дома бедных" (aut. 22), не посещал гетер, не растрачивал семейного достояния. Он не принимал участия и в битвах афинских студентов, пускающих в ход камни и дубины, ради "поднятия дел у своих руководителей" (aut. 19).
Успехи Либания в учёбе оказались замеченными, и в 340 г. проконсул Ахайи "признал его достойным кафедры в Афинах" (aut. 24). Эта фраза автобиографии Либания очень интересна. Она позволяет нам представить организацию процесса обучения в высших школах и механизм пополнения кадров преподавателей.
Афинская Академия превратилась в крупнейший образовательный центр империи, второй после Римского Атенеума, при императоре Марке Аврелии (161 - 180). "Философ на троне", представитель философского направления стоиков, Марк Аврелий позаботился о превращении священной земли Афин в "матерь наук", в главный оплот обучения философии и красноречию. В Афинской Академии действовали четыре философские отделения и кафедра риторики, где работали сначала два, затем три профессора риторики, которым город выплачивал жалованье в соответствии с распоряжением императора (Spartian. Hadr. 16, 18,20). Превращение Академии в государственное высшее учебное заведение изменило порядок вступления в должность профессора, которую раньше достигали победители "конкурса вакансий". С конца II в. императорская власть присвоила себе право назначения на оплачиваемые ею кафедры лиц по своему усмотрению, что стало широко практиковаться с данного времени. Император мог делегировать свои обязанности попечителя высшей школы доверенным лицам, наместникам провинций - проконсулам, членам городского совета - муниципалам.
Из приведённой Либанием фразы о признании его достойным кафедры в Афинах прямо следует, что ему поступило предложение от проконсула Ахайи - так римляне назвали покорённые ими земли Греции, превратив её в свою провинцию.
Либаний считает, что "почтение его должностью" на кафедре риторики является только его заслугой: это он, заботясь об удовлетворении потребностей души, стремящейся к усовершенствованию (aut. 26), работал без устали, "сколько дней, столько и трудов, кроме тех, которые посвящены были празднествам" (aut. 24). Никто не оказывал ему протекционных услуг. Из афинских профессоров, работавших в то время, только один был удостоен его похвал, но и он не мог ходатайствовать за Либания перед проконсулом, чтобы не лишить себя средств к существованию.
Начало своей преподавательской карьеры в Афинах Либаний вспоминает неохотно. Его коллеги по кафедре, боясь конкуренции, строили ему козни, угрожали неприятностями перед властями, привлекали студентов для сведения с ним счётов (aut. 25). Хотя Либаний подробно не останавливается на этих эпизодах из своей жизни в автобиографии, привлекая другие источники, мы можем осознать, каким незаслуженным и унизительным наказаниям мог быть подвергнут ритор, конкуренции которого опасались его "сослуживцы". Филострат и Евнапий, написавшие "Биографии софистов", хорошо знакомые с атмосферой центров получения высшего образования, главным образом, с Афинами, называют несколько форм сведения счётов с конкурентами из преподавательской среды: бойкотирование лекций, провоцирование студентов на непристойное поведение во время занятий и вне стен учебных заведений (например, оскорбительные прозвища в адрес преподавателя, погромы, избиение), вымышленные обвинения в покушении на убийство, доносы и клевета на безнравственную личную жизнь профессора. Сам Либаний за многолетнюю педагогическую деятельность подвергался оговорам (aut. 98), вооружённым нападениям, судебным разбирательствам по сфабрикованным против него делам; с негодованием он обвиняет в безнравственности учителей, идущих на любые преступления, даже на подкуп учащихся, в борьбе за место официального преподавателя города (aut. 65-66, 68, 72, 74).
Опасаясь за свою репутацию, Либаний покинул Афины, отдав предпочтение профессии и жизни "странствующего софиста" (aut. 29). Три года он проработал в Константинополе, вступив в борьбу за свой "состав учеников" с профессорами Константинопольского университета, основанного в годы правления императора Константина (306 - 336). Пользуясь покровительством грамматика Никокла, наставника будущего императора Юлиана, он вскоре стал известным и популярным преподавателем, получая "кормление" от восьмидесяти студентов (aut. 98). Не без гордости за свои успехи на преподавательской стезе Либаний пишет в автобиографии, что те из молодых людей, которые "страстно увлекались конскими состязаниями и сценическими зрелищами, перешли на занятия красноречием", выбирая его, а не других риторов, работавших в новой столице империи, хотя один из них был направлен в город самим императором по ходатайству совета (aut. 35), другой, Бемархий, автор "Истории Константина", риторических упражнений и речей, был приближенным императора Констанция, что должно было поднять его авторитет в глазах горожан, родителей студентов. Предпочтение Либания столь именитым и высокопоставленным риторам Константинополя - факт примечательный. Он может подтвердить талант, знания, мастерство молодого преподавателя и объяснить неприязненное отношение к Либанию со стороны коллег по профессии, не напрасно обеспокоенных конкуренцией молодого софиста. Либаний, окрылённый своими успехами, не чувствуя страха, вступил в борьбу за славу с официальными преподавателями города, одерживал победы в состязаниях риторов, переманивал студентов своих противников. Однако ему не удалось прочно обосноваться и в этом престижном для преподавательской карьеры месте. Зависть коллег, которым покровительствовал проконсул города, заставила Либания покинуть Константинополь в 342 г.
Сначала он принял предложение открыть свою школу, поступившее от жителей Никеи, "которые через своих послов стали меня приглашать к себе, в своих приговорах осыпая меня всевозможными похвалами" (aut. 48). Либаний оставался в Никее, по-видимому, очень недолго, так как не смог устоять перед более выгодными условиями работы в другом малоазийском городе Никомедии, курия которого ходатайствовала за него перед правителем Вифинии (там же).
В Никомедии Либаний стал официальным ритором города, получая вознаграждение за свой труд из городской казны. Здесь, в Никомедии, возросла его слава как ритора и преподавателя. Без ложной скромности тщеславный Либаний пишет о непрерывных "цепях юношей" из многих областей и провинций Малой Азии, расположении и любви обитателей города к нему (aut. 51). "Если кого-нибудь из них спросят тогда, что служит величайшим украшением города, можно было услышать, что это мои занятия в нём" (52).
Либаний много работал над техникой своих выступлений, занимаясь по ночам. Заботясь о содержательной стороне выступлений, он много читал и стал поистине богатым, получив в подарок от горожан "целую груду книг" (53). Он произносил речи не только в курии или театре, но даже в термах Никомедии, поддаваясь на просьбы собравшихся. Народ цитировал его, и Либанию казалось тогда, что весь город был в его "распоряжении, подобно школе" (55). Когда в доме ритора произошла кража, горожане полностью компенсировали понесённые Либанием убытки (61).
В Никомедии он познакомился с будущими отцами восточной церкви - Василием Великим и Григорием Назианзином (Богословом); его занятия посещал Григорий Нисский; с лекциями и речами Либания знакомился будущий император Юлиан, находившийся в Никомедии в "почётном удалении" под надзором [16].
"Официальное" признание таланта Либания как софиста было связано с панегириком в честь императоров Констанция и Константа, во время пребывания которых в Никомедии в 349 г. было устроено состязание известнейших ораторов. Либаний вышел из него победителем, хотя его соперником был придворный ритор Фемистий. Вскоре после этого триумфа последовал указ императора о переводе Либания на преподавательскую работу в Константинополь (aut. 74). Либаний был вынужден подчиниться и принять величайшую милость. За ним из Никомедии, как это часто бывало, последовали его ученики. Однако в Константинополе их количество резко убавилось. Одни, предавшись удовольствиям в столице, забросили учёбу (aut. 76), другие направились в Афинскую Академию или Беритскую высшую юридическую школу. Вскоре у Либания осталось только его "звание". Материальное положение ритора улучшилось лишь после назначения проконсулом Константинополя финикийца Анатолия, который добился у императора выплаты вознаграждения преподавателю из императорской казны [17].
В столице Либанию вновь удалось стяжать успех и лавры ритора и преподавателя. Его даже хотели удостоить наиболее почётной для профессора наградой: предоставить место в самом престижном центре гуманитарного образования в восточной части Римской империи, в Афинской Академии, но он отказался от "золотой чести" (ep. 1050).
Однако в целом обстановка угодничества в Константинополе, вновь обострившиеся конфликтные отношения с собратьями по профессии его угнетали. Признанию таланта Либания при дворе мешала его приверженность язычеству, что заставляло людей из ближайшего окружения к императорам-христианам относиться к профессору настороженно. Кроме того, семейные и хозяйственные дела, которые приходилось вести его матери, обстояли не лучшим образом. В 353 г. во время каникул Либаний добился у императора отпуска (aut. 86) для посещения родной Антиохии. Город, "сильный множеством учёных" (там же), с восторгом встретил своего соотечественника. Выступление Либания в здание курии (городского совета) сопровождалось "неистовством", "всевозможными проявлениями восторга" (88). Либаний пишет о себе как о царе красноречия, покорившем родину, сравнивая себя с микенским басилеем Агамемноном, взявшим Трою (89).
Радушный приём и приглашение курии начать работать в Антиохийской высшей школе решили дальнейшую судьбу Либания. В 354 г. через придворного врача [18], своего друга, Либаний добивается высочайшего императорского разрешения оставить преподавательский пост в Константинополе и приступить к педагогической деятельности в Антиохии, соглашаясь даже на потерю содержания из императорской казны. Смерть одного из официальных антиохийских риторов, в прошлом учителя Либания, Зиновия (aut. 100), открывала ему доступ на кафедру риторики [19], состоявшую из четырёх человек и одного предстоятеля (заведующего) ("Речь к антиохийцам, за риторов". 8, 14, 22, 45).
С этого времени начинается второй, антиохийский период жизни Либания - 40 лет активной преподавательской деятельности, карьеры официального ритора города, адвоката.
Примечания